Det er ingen tidligere nazister
Бьорн Арне Бригфьелд — бывший неонацист, который теперь ведет тихую жизнь уборщика в спортзале. Он замкнутый, немного грубоватый, но принципиальный человек, старающийся держаться подальше от прошлого. Алкоголь остается его слабостью, с которой он борется, но не всегда успешно. После потери своей собаки Фенрира он больше не заводит животных — слишком болезненно. У него есть только один близкий друг, которого он называет братом, с ним он иногда выпивает и делится мыслями. Женщины его сторонятся — то ли из-за шрамов, то ли из-за тяжелого взгляда. Бьорн нашел утешение в христианстве, но без фанатизма, скорее как в опоре и порядке. Он играет на гитаре, пьет кофе по утрам, бегает по вечерам, а так же старается жить по простым принципам: не ненавидеть, не предавать, не сдаваться. Его дни однообразны — работа, встречи с другом, музыка и мысли о том, что жизнь могла бы сложиться иначе. Он не герой, не жертва, просто человек, который пытается идти вперед, несмотря на груз прошлого.
***
С ранних лет Бригфьелд являлся обычным американским ребенком, мечтающим о чём-то отдаленном от реальности. Его отец был обычным разнорабочим, по сути своей зарабатывал небольшую сумму денежных средств, которых хватало на более менее достойную жизнь. С матерью мальчик не жил, она ушла из его жизни достаточно рано, она не была алкоголичкой или другим отребьем. Нет напротив, она была помешанной карьеристкой, проживавшая в центральной Европе, поэтому лишь иногда выходила на связь, и присылала крупную сумму на семейный банковский счёт. Окончил школу Бьорн без каких-либо проблем, всё как у фундаментальных парней США, юношеский максимализм и страсть к скверным поступкам. В 16 лет Бьорн купил подержанный Volkswagen Beetle 1972 года на сбережения от подработок и помощи в лице родителей - машину, которая стала его единственной отрадой в те годы. Она была отличным поводом чтобы подцепить пару красивых дам с района, дабы подкинуть их до дома, покататься с друзьями по центральному шоссе, ну и погонять по бездорожью в близь фермы старого Джо, в принципе она отслужила свои года, и была успешно продана знакомому за небольшую сумму, дескать по дружески. После покупки машины мечты планы о будущем ушли на второй план, да что там говорить, чёткого плана не было, жил одним днём. Бьорн не пытался заработать себе на колледж, его выбор пал на небольшой пожарный департамент, который проводил ежегодный рекрутинг молодых парней. На моменте самого обучения от относился к будущей работе на авось, поэтому первую компанию рекрутинга он с треском провалил. Возможно к нему бы так и не пришла мотивация, тут помог отец который серьезно поговорил с ним. А Бригфьелд всегда уважал свою кровь, да и по молодости слушать старших ты просто обязуешься, лишняя копеечка за послушание не помешает. Через некоторое время Арне вновь попытался пробиться в люди, и подал свою кандидатуру. К тому моменту он не был каким-то одарённым в спорте, единственное что он умел, это пробегать определенную дистанцию на время, ну и естественно фундаментальные навыки физической подготовки. Само обучение проходило в срок девять месяцев, за это время он успел построить серьезные отношения с девушкой, дважды расстаться, и даже попасть на судилище своего отца по небольшому процессуальному делу. В общем жизнь у парня в то время была достаточно насыщенная. Парень окончил обучение с трудом, поэтому и не был основной лошадкой департамента, таких как он называли негодные черви. В октябре того же года был приписан к окружному депо, поэтому вместо киношных покатушек по городу с мигалками в сторону возгорания, Арне получил рутинную работу с бумагами. Чуть позже он взялся за свое тело основательно, этому способствовало несколько факторов, окружающие сотрудники что имели за плечами многолетний опыт, демонстрирующий пример настоящего пожарного, ну и понятное дело само-мотивация от роликов весящих в интернете на различных форумах. Но всё таки это не был чистый спорт, скорее какая-никакая регулярная физкультура перед и после работы, этот процесс привил дисциплину в его жизни. В общем за голову на тот момент взялся, этот период времени можно описать как “Мальчик наконец-то вырос”, это проявлялось во всём, он стал более ответственный, брался за любую работу, в особенности подыскивал вечерние подработки дабы накопить на личные нужды, будь то новый скутер или престижные часы.
Бьорн не стал неонацистом в одночасье — это был постепенный процесс, начавшийся с казалось бы незначительных вещей. В середине 2010-х, во время его работы в пожарном депо, жизнь казалась ему ровной, но пустой. Рутина, бумаги, редкие вызовы — всё это не давало того адреналина, который он когда-то находил в уличных гонках и молодежном бунтарстве. Именно тогда он начал чаще заглядывать в бары возле депо, где собирались такие же, как он — белые парни из рабочих семей, чувствовавшие себя выброшенными на обочину "Новой Америки". Один из таких баров, "Железный крест", был местом сбора местных скинхедов. Там висели флаги с рунами, играл white-power рок, а по вечерам устраивались "просмотры" — старые записи выступлений Джорджа Линкольна Рокуэлла, основателя Американской нацистской партии, или документалки про "The Order" — радикальную неонацистскую группировку 1980-х, грабившую банки для финансирования "расовой войны". Сначала Бьорн приходил просто выпить, потом начал втягиваться в разговоры. Ему нравилось, как эти парни говорили — чётко, жёстко, без политкорректного бреда. Они объясняли, что его проблемы — не его вина: это "система" отдаёт все блага мигрантам, а такие, как он, должны довольствоваться крохами. Переломным моментом стала встреча с Риком — бывшим морпехом, вернувшимся из Ирака с кучей татуировок вроде "1488" и "White Pride". Рик был харизматичным, знал, как говорить с потерянными парнями. Он принёс в бар экземпляр "Дневников Тёрнера" — культового романа Уильяма Пирса, библии американских неонацистов, где описывалась революция "белых" против "системы". Бьорн прочёл её залпом. В книге была та же ярость, что копилась в нём годами, только ей дали имя и направление. Особое негодование и в целом ярость Бьорна зародилась еще в школьные годы, когда учитель истории мистер Дженкинс публично высмеял его за сочинение о норвежских предках. "Твои викинги давно сдохли, Бригфьелд, - говорил он, - как и твои шансы на нормальную жизнь", на самом деле всё это можно списать на то, что преподаватель тоже человек, и мог иметь личные счёты с конкретно норвежским этносом, но разве мальчишка станет разбирать психологию, или даже необоснованную агрессию со стороны учителя. В тот день тринадцатилетний Бьорн разбил кулаком стекло в кабинете, получив неделю отстранения. Позже он узнал, что Дженкинс регулярно брал на стажировку студентов-иммигрантов, тогда как его заявление даже не рассматривал. Вскоре он уже участвовал в "акциях" — сначала в раздаче листовок у метро, около которого тоже произошла одна из ситуаций связанная с группировкой Бьорна. Это было раннее утро в его выходной, всё произошло у метро напротив бара Crystal City. Бьорн с товарищами раздавали листовки "White Power", когда появились трое антифа с битами. В завязавшейся драке Бьорн сломал нос рыжему парню в очках - тот упал, выронив сумку с учебниками по социологии. Позже, разглядывая пятна крови на своей куртке, Бьорн впервые почувствовал не гордость, а стыд - такие же пятна оставались на рубашке его отца после пьяных драк, к слову отец Арне не был алкоголиком, просто алкоголь пробуждал в нём лишь агрессию. Потом были регулярные рейды против антифашистов. Его первое реальное участие произошло в дождливую ноябрьскую ночь 2011 года. Группа из пяти человек, включая Бьорна, подожгла мексиканский ресторан "Лос Компадрес". Пока пламя пожирало здание, Рик объяснял: "Это не просто бизнес - здесь кормят тех, кто отнимает наши рабочие места". Бьорн тогда не видел хозяина - пожилого Хуана Риверы, который потерял не только ресторан, но и единственного сына, пытавшегося потушить пожар. Об этом он узнал лишь через три года из газетной заметки. Его группа называла себя "Северный Рассвет" — местный филиал более крупной сети, связанной с "Национал-социалистическим движением" (NSM), одной из самых активных неонацистских организаций США. Они не были террористами, но любили "показать силу": били витрины магазинов, владельцы которых были "не теми", устраивали засады на левых активистов. Бьорн даже съездил на слёт в Айдахо, где проводили тренировки в лесу — стрельба, рукопашный бой, лекции о "еврейском заговоре". На слёте в глухом лесу под Кёр-д'Аленом Бьорн впервые увидел истинное лицо движения. После дневных тренировок по стрельбе (где он поразил 8 из 10 мишеней с 50 ярдов) и рукопашного боя (получил сломанный нос, но сломал ребро "опонненту" - переодетому товарищу), вечером у костра началось "посвящение". Новобранцев заставляли избивать манекены в хасидских одеждах под крики "Remember the 6 millions more!" Бьорн заметил, как один из вожаков движения Джексон Браун спокойно ел кошерный стейк, купленный в соседнем городе. На лесном полигоне их учили не просто стрелять, а "вести расовую войну". Инструктор Карл, бывший рейнджер, показывал как незаметно подкрадываться к "цели" - манекену с приклеенной фотографией Обамы. Ночные занятия включали "допросы" - Бьорн играл пленного антифа, его "допрашивали" с помощью холостых патронов у виска. Именно тогда он заметил, как Карл спокойно курит марихуану с чернокожим поставщиком оружия. Ещё один переломный момент наступил во время патрулирования в апреле. Их группа "охраняла" белый квартал, когда заметили чернокожего подростка. Рик тут же достал биту, но парень просто искал свою собаку. Когда Бьорн нерешительно опустил арматуру, Рик прошипел: "Ты с нами или с ними?" В ту ночь Бьорн впервые представил, что было бы, если бы его пса Фенрира кто-то тронул. И чем глубже он погружался, тем больше видел лицемерия. Лидеры жили на деньги спонсоров, а рядовые, как он, разгребали грязную работу. "Братья по расе" предавали друг друга из-за денег или женщин. А после того, как в одной из драк ему чуть не перерезали горло свои же — из-за спора о дележе добычи — он начал задумываться. Последней каплей стал случай, когда его "товарищи" избили до полусмерти парня-латиноса, а потом сожгли его ларек. Бьорн не участвовал, но видел, как тот ползал по асфальту, хватая их за ботинки. В ту ночь он напился в хлам, а на утро ушёл из группы. Он не стал "раскаявшимся" сразу. Просто перестал ходить на встречи, сменил бар, перебил некоторые татуировки. Потом была попытка вернуться к нормальной жизни, срывы, алкоголь, случайные половые связи.
Выход из неонацистской субкультуры для парня стал не освобождением, а долгим и мучительным процессом распада личности. Первые месяцы он провёл в подвешенном состоянии — формально вышел из группировки, но ментально оставался в её рамках. Старые друзья перестали звонить, но их голоса звучали у него в голове, особенно когда он видел на улицах смешанные пары или слышал испанскую речь. Он ловил себя на том, что машинально оценивал прохожих по расовым признакам, хотя уже не верил в эту идеологию. Это было похоже на фантомные боли — метафорично идеология выжгла в нём каналы, по которым он привык воспринимать мир. Физически отход дался не легче. Он сменил номер, переехал в дешёвый мотель на окраине Арлингтона, но продолжал носить тяжёлые ботинки и бомбер — даже когда пытался выглядеть "нормально", его выдавала выправка. Раз в две недели он ездил в соседний городок, где татуировщик-одиночка за бутылку виски выводил ему поверх свастик и рун чёрные квадраты. Процесс был мучительным — не столько физически, сколько психологически. Каждый раз, лёжа под иглой, он вспоминал, как гордился этими символами, как они делали его частью чего-то большего. Деньги быстро закончились. Без связей в группировке он не мог устроиться даже на стройку — работодатели проверяли анкеты, а его криминальное прошлое всплывало сразу. Три месяца он перебился случайными заработками: мыл машины на заправке, разгружал фуры ночью, однажды даже сдал кровь за паршивые доллары. Днём спал, ночью шатался по городу, иногда заходя в бары, где его ещё помнили, но уже не принимали. Именно тогда к нему вернулся детский страх темноты — только теперь он боялся не монстров под кроватью, а бывших "братьев", которые могли в любой момент решить, что он знает слишком много. Алкоголь стал единственным способом заглушить внутренний диалог. Он пил дешёвый виски из бумажных стаканчиков, сидя на скамейках в парках, где раньше их группа устраивала патрули. Однажды, в пьяном угаре, он пришёл к зданию синагоги, которую когда-то поджигал их отряд. Стоял всю ночь напротив, ожидая то ли озарения, то ли полицейских. Не пришло ни то, ни другое — только утренний дождь смыл с его лица слёзы, о которых он потом не мог вспомнить. Самым неожиданным оказалось одиночество. За годы в движении он забыл, каково это — быть одному. Даже в туалет "братья" ходили группой. Теперь же неделями с ним никто не разговаривал, кроме кассиров в магазинах. Он начал вести беседы с телевизором, потом — с бутылкой, потом пистолетом. В целом после ухода из группировки Бьорн купил у уличного торговца пистолет Taurus PT92 за $300 - без документов, с подпиленным серийником. Две недели он носил его под подушкой, пока однажды ночью не приставил к виску. В последний момент представил лицо своего отца, который накануне молча протянул ему кофе после ночного кошмара, он частенько приезжал на ночь после работы, чтобы остаться с сыном. Утром он выбросил пистолет в реку, а на сэкономленные деньги которые остались с прежней жизни, купил гитарные струны. К концу первого года вне движения он превратился в призрака — худого, бородатого, с трясущимися руками. Его единственным "ритуалом" стало еженедельное посещение прачечной, где он стирал одни и те же две футболки и единственные джинсы. Именно там он впервые за год заговорил с незнакомцем — пожилым чернокожим ветераном, который показал ему, как правильно засыпать порошок в автомат. Эта пятиминутная беседа оставила в нём чувство стыда, которое не проходило неделями. Последней каплей стала случайная встреча с бывшим "комрадом" — тем самым Риком, который когда-то принёс ему "Дневники Тёрнера". Рик теперь работал охранником в банке, носил костюм и делал вид, что не узнаёт Бьорна. В тот вечер он напился до чёртиков, устроил погром в баре и очнулся в вытрезвителе с переломанными костяшками пальцев — бил стену, пока не сломал руку. На следующий день он впервые за пять лет зашёл в церковь — не молиться, а просто посидеть в тишине. Там, глядя на витраж с изображением святого Георгия, он впервые задумался не о том, кого ненавидеть, а о том, как жить дальше.
Со временем бывший нацист встретился с одним очень хорошим человеком, Даниэлем Брауном. Их встреча произошла в баре, считай забегаловке для таких же потерянных душ, как они сами. Осенний ливень барабанил по жестяной крыше, когда Даниэль, уставший после недели ремонта особняка, зашёл согреться виски. В углу, за стойкой, сидел Бьорн — уже изрядно пьяный, с перебинтованной рукой, последствия той самой ночи в вытрезвителе, методично разбирающий и собирающий зажигалку. Их взгляды встретились, когда Бьорн неожиданно громко рявкнул на бармена, требующего оплатить ещё одну пинту. Даниэль, привыкший читать людей как открытые книги, сразу увидел в этом грубом парне что-то знакомое — ту же ярость, направленную внутрь себя, что когда-то грызла его самого. Когда Бьорн, не справившись с зажигалкой, швырнул её в стену, Даниэль молча поднял её и, протянув обратно, произнёс только: "Не гнётся — не ломай". Что-то в этой фразе зацепило Бьорна. Возможно, тон — без насмешки, без жалости, как равный равному. Он придвинул бутылку: "Садись, если не боишься испачкаться". Той ночью они не говорили о прошлом. Даниэль рассказывал о дубовых балках особняка, которые "гниют" при неправильной обработке; Бьорн — о том, как пытался научиться играть на гитаре, но сломал струны в первый же день. Они обнаружили странное сходство: оба ненавидели американский футбол, оба любили слишком крепкий кофе, оба хранили в кармане ржавый гвоздь — Даниэль как талисман от первой стройки, Бьорн как оружие на случай встречи со старыми "друзьями". Когда бар закрылся, они вышли под дождь. Бьорн, шатаясь, спросил: "Ты тоже?" — имея в виду "тоже беженец из своей прошлой жизни". Даниэль лишь кивнул и, достав из кармана фляжку, протянул её: "Не для того, чтобы забыться. Для тепла". Следующие две недели они встречались каждый вечер. Даниэль приводил Бьорна на стройку — "подай инструмент, подержи" — давая почувствовать себя полезным. Переломный момент наступил, когда к Даниэлю пришли двое рабочих-латиносов с претензиями по зарплате. Бьорн, увидев их, инстинктивно сжал кулаки — старые рефлексы. Но Даниэль, не повышая голоса, урегулировал конфликт, а потом повернулся к Бьорну: "Видишь? Не надо ломать то, что можно починить". В ту ночь Бьорн впервые за год не напился. Они сидели на крыше стройки, и Даниэль рассказывал о том, как в Айдахо его отец учил его ладить с деревом: "Ты должен чувствовать его сердце, даже когда режешь". Бьорн вдруг сказал: "Я не знаю, как чувствовать своё". Ответ Даниэля стал началом их братства: "Значит, будем учиться вместе". Через месяц они купили дом, большую часть естественно вложил товарищ Арне, так как у самого лысого они практически отсуствовали. Даниэль принёс доски для резьбы, Бьорн — найденную на свалке гитару с тремя струнами. Они не давали друг другу пустых обещаний "исправиться", просто молча делили пространство — один выстругивая узоры по дереву, другой пытаясь подобрать аккорды. Именно тогда Бьорн впервые назвал его "братом" — случайно, пьяный, когда Даниэль вытащил его из драки в баре. Даниэль не поправил его. Просто отвёл домой, уложил спать, а утром поставил перед ним чашку чёрного кофе — их первый совместный ритуал.
Со временем бывший нацист встретился с одним очень хорошим человеком, Даниэлем Брауном. Их встреча произошла в баре, считай забегаловке для таких же потерянных душ, как они сами. Осенний ливень барабанил по жестяной крыше, когда Даниэль, уставший после недели ремонта особняка, зашёл согреться виски. В углу, за стойкой, сидел Бьорн — уже изрядно пьяный, с перебинтованной рукой, последствия той самой ночи в вытрезвителе, методично разбирающий и собирающий зажигалку. Их взгляды встретились, когда Бьорн неожиданно громко рявкнул на бармена, требующего оплатить ещё одну пинту. Даниэль, привыкший читать людей как открытые книги, сразу увидел в этом грубом парне что-то знакомое — ту же ярость, направленную внутрь себя, что когда-то грызла его самого. Когда Бьорн, не справившись с зажигалкой, швырнул её в стену, Даниэль молча поднял её и, протянув обратно, произнёс только: "Не гнётся — не ломай". Что-то в этой фразе зацепило Бьорна. Возможно, тон — без насмешки, без жалости, как равный равному. Он придвинул бутылку: "Садись, если не боишься испачкаться". Той ночью они не говорили о прошлом. Даниэль рассказывал о дубовых балках особняка, которые "гниют" при неправильной обработке; Бьорн — о том, как пытался научиться играть на гитаре, но сломал струны в первый же день. Они обнаружили странное сходство: оба ненавидели американский футбол, оба любили слишком крепкий кофе, оба хранили в кармане ржавый гвоздь — Даниэль как талисман от первой стройки, Бьорн как оружие на случай встречи со старыми "друзьями". Когда бар закрылся, они вышли под дождь. Бьорн, шатаясь, спросил: "Ты тоже?" — имея в виду "тоже беженец из своей прошлой жизни". Даниэль лишь кивнул и, достав из кармана фляжку, протянул её: "Не для того, чтобы забыться. Для тепла". Следующие две недели они встречались каждый вечер. Даниэль приводил Бьорна на стройку — "подай инструмент, подержи" — давая почувствовать себя полезным. Переломный момент наступил, когда к Даниэлю пришли двое рабочих-латиносов с претензиями по зарплате. Бьорн, увидев их, инстинктивно сжал кулаки — старые рефлексы. Но Даниэль, не повышая голоса, урегулировал конфликт, а потом повернулся к Бьорну: "Видишь? Не надо ломать то, что можно починить". В ту ночь Бьорн впервые за год не напился. Они сидели на крыше стройки, и Даниэль рассказывал о том, как в Айдахо его отец учил его ладить с деревом: "Ты должен чувствовать его сердце, даже когда режешь". Бьорн вдруг сказал: "Я не знаю, как чувствовать своё". Ответ Даниэля стал началом их братства: "Значит, будем учиться вместе". Через месяц они купили дом, большую часть естественно вложил товарищ Арне, так как у самого лысого они практически отсуствовали. Даниэль принёс доски для резьбы, Бьорн — найденную на свалке гитару с тремя струнами. Они не давали друг другу пустых обещаний "исправиться", просто молча делили пространство — один выстругивая узоры по дереву, другой пытаясь подобрать аккорды. Именно тогда Бьорн впервые назвал его "братом" — случайно, пьяный, когда Даниэль вытащил его из драки в баре. Даниэль не поправил его. Просто отвёл домой, уложил спать, а утром поставил перед ним чашку чёрного кофе — их первый совместный ритуал.
1. ФИО: Бьорн Арне Бригфьелд (Bjørn Arne Brigfjeld)
2. Дата рождения: 27 февраля 1989 года
3. Национальность: Американец норвежского происхождения (в третьем поколении)
4. Место рождения: Арлингтон, Вирджиния, США
5. Рост/вес: 169 см, 98 кг
2. Дата рождения: 27 февраля 1989 года
3. Национальность: Американец норвежского происхождения (в третьем поколении)
4. Место рождения: Арлингтон, Вирджиния, США
5. Рост/вес: 169 см, 98 кг
Внешность:
- Выбритая голова
- Голубые глаза с жёстким, "колючим" взглядом
- Квадратная челюсть, покрытая трёхдневной щетиной
- Многочисленные татуировки (частично закрашенные)
- Шрам над правой бровью (последствие уличной драки 2012 года)
- Привычка носить чёрные рабочие ботинки круглый год
- Родимое красное пятно на пол лица (имеет схожесть с ожогом)
Характер персонажа:
Бьорн — человек контраст, в котором уживаются казалось бы несовместимые черты. Его характер можно сравнить с закалённой сталью. Внешне он производит впечатление грубоватого, замкнутого мужлана, но те немногие, кто сумел пробиться сквозь эту броню, знают — внутри него бьётся чуткое, израненное сердце, жаждущее искупления. Основу его личности составляет железная дисциплина, выработанная годами. Он встаёт в одно и то же время, бегает по одним и тем же маршрутам, пьёт кофе из одной и той же кружки. Этот ритуал — не просто привычка, а попытка создать иллюзию контроля над жизнью, которая когда-то вышла из-под контроля. Его принципы "не ненавидеть, не предавать, не сдаваться". Главный двигатель Бьорна — чувство вины. Оно проявляется во всём: в том, как он до блеска натирает полы в спортзале, как помогает Даниэлю с ремонтом, как терпеливо учится играть на гитаре, хотя пальцы кровоточат от струн. Он не верит в громкие покаяния, считая, что искупать грехи надо не словами, а делами. Поэтому его помощь всегда конкретна — починить забор соседке-старушке, подвезти коллегу в дождь, отдать последние деньги бездомному ветерану (особенно если тот не белый). Музыка стала его терапией. Когда пальцы перебирают струны, а голос подхватывает блюзовые мотивы, он на миг чувствует себя чистым. Особенно ему близки песни старой закалки — в них он находит отголоски собственной истории. Кофе по утрам — ещё один ритуал. Он пьёт только чёрный, без сахара. Отношения с женщинами — его больное место. Он подсознательно ждёт отказа, поэтому сам отталкивает потенциальных партнёрш грубостью или сарказмом. Единственная женщина, с которой он поддерживает контакт — пожилая библиотекарша миссис Грин, научившая его разбираться в литературе. С ней он мягок, почти нежен — приносит книги на дом, когда она болеет, слушает её рассказы о молодости. С Даниэлем у него особая связь — не дружба даже, а скорее братство душ. Они редко говорят о чувствах, но понимают друг друга без слов. Бьорн ценит эти моменты молчаливого единения — когда они сидят на крыльце, или когда Даниэль слушает его корявую игру на гитаре, не делая замечаний. Его главный страх — что прошлое настигнет его. Поэтому он избегает определённых районов, меняет маршруты, вздрагивает при виде полицейских машин. Ночные кошмары — частые гости в его спальне. Иногда он просыпается с криком, хватая нож из-под подушки, и тогда только присутствие Даниэля или стакан ледяной воды возвращают его в реальность. Но в глубине души Бьорн всё же надеется. Надеется, что однажды проснётся и не почувствует тяжести на плечах. Что сможет пройти мимо бара, не зайдя за бутылкой. Что найдёт женщину, которая увидит за шрамами человека. И хотя он никогда в этом не признается, даже самому себе, это отыскать надежду. То, что заставит его каждый день вставать с постели и идти вперёд.
Бьорн — человек контраст, в котором уживаются казалось бы несовместимые черты. Его характер можно сравнить с закалённой сталью. Внешне он производит впечатление грубоватого, замкнутого мужлана, но те немногие, кто сумел пробиться сквозь эту броню, знают — внутри него бьётся чуткое, израненное сердце, жаждущее искупления. Основу его личности составляет железная дисциплина, выработанная годами. Он встаёт в одно и то же время, бегает по одним и тем же маршрутам, пьёт кофе из одной и той же кружки. Этот ритуал — не просто привычка, а попытка создать иллюзию контроля над жизнью, которая когда-то вышла из-под контроля. Его принципы "не ненавидеть, не предавать, не сдаваться". Главный двигатель Бьорна — чувство вины. Оно проявляется во всём: в том, как он до блеска натирает полы в спортзале, как помогает Даниэлю с ремонтом, как терпеливо учится играть на гитаре, хотя пальцы кровоточат от струн. Он не верит в громкие покаяния, считая, что искупать грехи надо не словами, а делами. Поэтому его помощь всегда конкретна — починить забор соседке-старушке, подвезти коллегу в дождь, отдать последние деньги бездомному ветерану (особенно если тот не белый). Музыка стала его терапией. Когда пальцы перебирают струны, а голос подхватывает блюзовые мотивы, он на миг чувствует себя чистым. Особенно ему близки песни старой закалки — в них он находит отголоски собственной истории. Кофе по утрам — ещё один ритуал. Он пьёт только чёрный, без сахара. Отношения с женщинами — его больное место. Он подсознательно ждёт отказа, поэтому сам отталкивает потенциальных партнёрш грубостью или сарказмом. Единственная женщина, с которой он поддерживает контакт — пожилая библиотекарша миссис Грин, научившая его разбираться в литературе. С ней он мягок, почти нежен — приносит книги на дом, когда она болеет, слушает её рассказы о молодости. С Даниэлем у него особая связь — не дружба даже, а скорее братство душ. Они редко говорят о чувствах, но понимают друг друга без слов. Бьорн ценит эти моменты молчаливого единения — когда они сидят на крыльце, или когда Даниэль слушает его корявую игру на гитаре, не делая замечаний. Его главный страх — что прошлое настигнет его. Поэтому он избегает определённых районов, меняет маршруты, вздрагивает при виде полицейских машин. Ночные кошмары — частые гости в его спальне. Иногда он просыпается с криком, хватая нож из-под подушки, и тогда только присутствие Даниэля или стакан ледяной воды возвращают его в реальность. Но в глубине души Бьорн всё же надеется. Надеется, что однажды проснётся и не почувствует тяжести на плечах. Что сможет пройти мимо бара, не зайдя за бутылкой. Что найдёт женщину, которая увидит за шрамами человека. И хотя он никогда в этом не признается, даже самому себе, это отыскать надежду. То, что заставит его каждый день вставать с постели и идти вперёд.
Последнее редактирование:
