Глава первая
" Мой край, земля моих отцов "
"Да обычное у меня было детство.. Хорошее. Ни в чем не нуждался. Мать жива была. Что ещё тебе сказать? - Да, пожалуй, если посмотреть со стороны. Грозный тех лет – это был город, которого ты сейчас, скорее всего, не узнаешь. Зеленый, м-блять, полный жизни, с парками, фонтанами… Летом, конечно, жара стояла невыносимая, но мы с пацанами находили спасение в прохладных струях фонтанов, где только могли их отыскать. Отец работал на заводе, как, наверное, каждый батя в то время. Мать занималась домом и воспитанием нас с братом. Родственников было много, как и принято на Юге. Дяди, тёти, двоюродные братья и сестры… Мы постоянно то у одних, то у других гостили, то на праздники, то просто так. Знаешь, Жека, это было похоже на одну большую, дружную семью. Помню, застолья всегда были шумными и веселыми – песни, танцы, разговоры… Никогда не было скучно.
А, ну, ещё я занимался борьбой, вольной борьбой. Секция находилась недалеко от дома, и мы с друзьями туда записались. Тренер… крепкий, как скала, мужик - Тимур Тигранович. Гонял нас, конечно, ёб твою мать, но благодаря этому мы, ну, скажем так, форму держали. Да и вообще, это, наверное, дисциплине нас научило. Помню, я даже пару раз на соревнования выезжал, ну, правда, только городские. Благодарен Тимуру Тиграновичу до сих пор. Портрет его даже висит в комнате, с собой, видишь, привёз.. Как папа нам был с мальчиками.
Иногда вернуться хочется. Просыпаешься, на кухню выходишь, а там мамка, папка, да Шуха - братишка. Мирный город."
Глава вторая
" Чистилище "
"Ты сам начал, Жека, заметь, не я. Вот ты говоришь, что я против пацанов молодых воевал, срочников - так ты бы в моих тапочках походил бы в то время? - Район, в котором я жил, Старопромысловский, в нём жило двадцать тысяч человек. Вот на месте, где жило двадцать тысяч человек, сейчас ни одного дома не стоит. Кладбище, ёб твою мать, натуральное - всё выровнял твой пацан молодой. Приказ у него был такой, он любил про приказы говорить. У меня мама, вдова уже на тот момент, твои срочники её десять суток на голом снегу держали и каждые несколько часов вслух обсуждали застрелить её или нет. Понимаешь? А я рядом, блять, сидел, Жека, знаю то, что своими глазами видел и ушами слышал. Ты сначала пройди юность в моей шкуре, Жека, а потом уже и решай, осуждать меня за то, что я оружие в руки взял или в тряпку молчать.
И вот тогда, Жека, знаешь, в голове просто щелкнуло. Не было уже ни вчера, ни завтра. Было только сейчас и только вот это – жгучая ненависть, понимаешь? Я видел, как мой мир рушится, как родные люди страдают. И ты хочешь сказать, что я должен был сидеть сложа руки? Что я должен был сопли, сука, жевать и смотреть, как моей матери твой блядский срочник дуло в лицо показывает? Нет, Жека, такого не будет. Я, мальчишка, который вчера боролся на ковре, взял автомат. Взял и всё. Никто меня не учил, никто не говорил, что делать. Я просто знал, что надо. Защитить то, что осталось. Это не было героическим поступком, просто инстинкт. Выжить. И отомстить. Разговоры про защиту Родины – это всё потом. Тогда это было в тумане. Было только желание убивать. Убивать тех, кто разрушил мою жизнь. Я не смотрел, кто передо мной – срочник, офицер, старик. Они пришли с оружием, значит, враги. И ты не можешь судить меня за то, что я был не мальчиком, а зверем. Зверем, который защищал свой дом. Я не оправдываюсь, Жека. Я просто хочу, чтобы ты понял, что тогда происходило.
Один момент до сих пор в памяти есть. Как видео всё, чётко помню - снится оно мне иногда. Был у меня друг.. ну, этот блять, по оружию, мы с ним познакомились на тот момент как пару дней. Ислам его звали, щас даже не знаю, живой, не живой. Короче, ехал бэтэр от вокзала по Поповича, а мы за углом хрущи, у которой верхние этажи горят до сих пор. На полной скорости он выезжает, я смотрю: он весь солдатами набит, месте в десанте не хватило, видно, с дюжину человек прямо верхом на нём сидят. Сначала такой, приглушенный хлопок у меня слева, а потом оглушило - Ислам прямо по нему и дал из гранатомета. Я когда чуть в себя пришел, увидел, что эта залупа то, бэтер, горит весь, без колёс катится дальше по улице, по инерции. БК у него хлопает как фейрверк ебучий, где то стоны чьи то. Все с него послетали, волной откинуло - мы с Исламом давай очередями и по бэтэру и по тем, кто упал с него. Ха-ха, сука!”
Глава третья
" Предательство. Изгнание. Нет дороги назад. "
"Мать я так и нашёл, короче.. Не дали мне её похоронить. Мы, около двухтысячного года, когда эту марионетку, кафырова то этого, назначили, нас же выгнали всех. Кто в Грузии остался, кто вернулся в Чечню, кто ещё куда. Я вернуться так и не смог - делать мне там нечего, нет того города, в котором я жил и нет тех людей в живых. Понимаешь, Жека, после всего этого, после этой войны проклятой, что продали за три копейки и яхту… какая-то пустота внутри образовалась. Такое чувство, будто тебя выпотрошили. И ты уже не понимаешь, кто ты, куда тебе идти, зачем тебе всё это. Осталась только эта горечь, эта обида, эта… боль. Ты просто плывёшь по течению, как щепка в мутном потоке.
После всего этого, после этой хуйни, что нам вместо дома предоставили, я понял одно – мирная жизнь не для меня. Не получилось из меня хорошего человека, не вышло стать как все. Внутри меня, после всего этого, горело какое-то… пламя. Ненависть, ярость, разочарование – всё смешалось в один адский коктейль. И я понял, что если не найду выход этой энергии, то просто сгорю изнутри. И вот так, вместо того, чтобы осесть где-то в тихом уголке и зализывать раны, я пошел по другой дороге. Сначала скитался по Европе – то тут подработаю, то там. Но потом, как-то незаметно, связался с Аликом. Сначала так, мелочь всякая, а потом пошло-поехало. Криминал, Жека, затягивает, как болото. Ты вроде и понимаешь, что тонешь, но вырваться уже не можешь. А по другому и не выжить было - никому мы не нужны были в новом мире этом ссучьем."
Глава четвертая
" Новая ксива. Новая работа. Новые колёса. "
"С Аликом собрали свою команду, стали держать хорошие связи от Москвы до Вашингтона. Хорошо жилось, приятель. Да только бежал, блядь, оттуда, как таракан из-под плинтуса. Дел там натворили, Жека - ВО. Стамбульская гнида, турок парламентский, наверное, до сих пор лежит у подножья, если не нашли до сих пор. Я и сам был удивлён, как всё гладко прошло. Никто меня не палил, никто меня не трогал.
Читал газеты то? Цулукидзе, значит, взяли. Интерпол, вон, с усердием постарался, аж целые Штаты с Россией объединились, чтобы меня сцапать. Кино, ебать ту тётю промеж доек, раскрутили. Про роскошный образ жизни особенно улыбнуло, бля.. Ну, может, и не нищенствовал, да. Машину какую-никакую приобрёл, на счетах пару долларов отложил. А что делать, если вокруг одни шакалы? Если не будешь грести под себя, то просто сдохнешь, так мир устроен. Ну, да, немного помогал некоторым людям с памятью. Те, кто за океаном, просили за своих близких в Америке. Они не понимали по-хорошему, что так нельзя. А что мне было делать, Женёк, как жить то здесь, скажи? В коммерсы податься, как ты? - Вон, тебе написано, в статье то, про коммерсов. Супружеская пара, блядь, бизнесмены хреновы, ХА-ХА-ХА! - За ресторан свой не платили, пытались наебать меня, чуешь? Я ведь по-хорошему с ними пытался, несколько раз просил не играть с огнём. Но они, суки, не поняли. Вот и получилось… как получилось. А про то, как я с телами поступил… это моё дело, не надо было меня доводить до этого. Да, они там в новостях, конечно, раздули, про “расчленение” и “разбросали по парку”. Ну и что? Они уже мертвы были, какая разница, где лежать?
Вот, Женя, не хочешь же ты судьбу молодоженов повторять, скажи? Хороший городок у тебя, соседями станем, а я тебе помогу с "Одессой" твоей. Ты подумай, минутку даю тебе."
