Det er ingen tidligere nazister
Бьорн Арне Бригфьелд — бывший неонацист, который теперь ведет тихую жизнь уборщика в спортзале. Он замкнутый, немного грубоватый, но принципиальный человек, старающийся держаться подальше от прошлого. Алкоголь остается его слабостью, с которой он борется, но не всегда успешно. После потери своей собаки Фенрира он больше не заводит животных — слишком болезненно. У него есть только один близкий друг, которого он называет братом, с ним он иногда выпивает и делится мыслями. Женщины его сторонятся — то ли из-за шрамов, то ли из-за тяжелого взгляда. Бьорн нашел утешение в христианстве, но без фанатизма, скорее как в опоре и порядке. Он играет на гитаре, пьет кофе по утрам, бегает по вечерам, а так же старается жить по простым принципам: не ненавидеть, не предавать, не сдаваться. Его дни однообразны — работа, встречи с другом, музыка и мысли о том, что жизнь могла бы сложиться иначе. Он не герой, не жертва, просто человек, который пытается идти вперед, несмотря на груз прошлого.
***
С ранних лет Бригфьелд являлся обычным американским ребенком, мечтающим о чём-то отдаленном от реальности. Его отец был обычным разнорабочим, по сути своей зарабатывал небольшую сумму денежных средств, которых хватало на более менее достойную жизнь. С матерью мальчик не жил, она ушла из его жизни достаточно рано, она не была алкоголичкой или другим отребьем. Нет напротив, она была помешанной карьеристкой, проживавшая в центральной Европе, поэтому лишь иногда выходила на связь, и присылала крупную сумму на семейный банковский счёт. Окончил школу Бьорн без каких-либо проблем, всё как у фундаментальных парней США, юношеский максимализм и страсть к скверным поступкам. Частенько гонял по городским кварталам на четырех кубовой малышке Volkswagen Beetle, подкидывая красивеньких девочек до дома. За голову он особо никогда не брался, планы не строил, поэтому был откровенным похуистом. Бьорн не пытался заработать себе на колледж, его выбор пал на небольшой пожарный департамент, который проводила ежегодный рекрутинг молодых парней. Само обучение проходило в срок девять месяцев, за это время он успел построить серьезные отношения с девушкой, дважды расстаться, и даже попасть на судилище своего отца по небольшому процессуальному делу. В общем жизнь у парня в то время была достаточно насыщенная. Парень окончил обучение, сразу же был приписан к окружному депо, поэтому вместо киношных покатушек по городу с мигалками в сторону возгорания, Арне получил рутинную работу с бумагами. Чуть позже он взялся за свое тело, это не был чистый спорт, скорее нерегулярная физкультура перед и после работы, этот процесс более менее привил дисциплину в его жизни. В общем более менее за голову на тот момент взялся, этот период времени можно описать как “Мальчик наконец-то вырос”, это проявлялось во всём, он стал ответственный, брался за любую работу, подыскивал вечерние подработки, занимался в зале.
Бьорн не стал неонацистом в одночасье — это был постепенный процесс, начавшийся с казалось бы незначительных вещей. В середине 2010-х, во время его работы в пожарном депо, жизнь казалась ему ровной, но пустой. Рутина, бумаги, редкие вызовы — всё это не давало того адреналина, который он когда-то находил в уличных гонках и молодежном бунтарстве. Именно тогда он начал чаще заглядывать в бары возле депо, где собирались такие же, как он — белые парни из рабочих семей, чувствовавшие себя выброшенными на обочину "Новой Америки". Один из таких баров, "Железный крест", был местом сбора местных скинхедов. Там висели флаги с рунами, играл white-power рок, а по вечерам устраивались "просмотры" — старые записи выступлений Джорджа Линкольна Рокуэлла, основателя Американской нацистской партии, или документалки про "The Order" — радикальную неонацистскую группировку 1980-х, грабившую банки для финансирования "расовой войны". Сначала Бьорн приходил просто выпить, потом начал втягиваться в разговоры. Ему нравилось, как эти парни говорили — чётко, жёстко, без политкорректного бреда. Они объясняли, что его проблемы — не его вина: это "система" отдаёт все блага мигрантам, а такие, как он, должны довольствоваться крохами. Переломным моментом стала встреча с Риком — бывшим морпехом, вернувшимся из Ирака с кучей татуировок вроде "1488" и "White Pride". Рик был харизматичным, знал, как говорить с потерянными парнями. Он принёс в бар экземпляр "Дневников Тёрнера" — культового романа Уильяма Пирса, библии американских неонацистов, где описывалась революция "белых" против "системы". Бьорн прочёл её залпом. В книге была та же ярость, что копилась в нём годами, только ей дали имя и направление. Вскоре он уже участвовал в "акциях" — сначала в раздаче листовок у метро, потом в "рейдах" против антифашистов. Его группа называла себя "Северный Рассвет" — местный филиал более крупной сети, связанной с "Национал-социалистическим движением" (NSM), одной из самых активных неонацистских организаций США. Они не были террористами, но любили "показать силу": били витрины магазинов, владельцы которых были "не теми", устраивали засады на левых активистов. Бьорн даже съездил на слёт в Айдахо, где проводили тренировки в лесу — стрельба, рукопашный бой, лекции о "еврейском заговоре" Но чем глубже он погружался, тем больше видел лицемерия. Лидеры жили на деньги спонсоров, а рядовые, как он, разгребали грязную работу. "Братья по расе" предавали друг друга из-за денег или женщин. А после того, как в одной из драк ему чуть не перерезали горло свои же — из-за спора о дележе добычи — он начал задумываться. Последней каплей стал случай, когда его "товарищи" избили до полусмерти парня-латиноса, а потом сожгли его ларек. Бьорн не участвовал, но видел, как тот ползал по асфальту, хватая их за ботинки. В ту ночь он напился в хлам, а на утро ушёл из группы. Он не стал "раскаявшимся" сразу. Просто перестал ходить на встречи, сменил бар, перебил некоторые татуировки. Потом была попытка вернуться к нормальной жизни, срывы, алкоголь, случайные половые связи.
Выход из неонацистской субкультуры для парня стал не освобождением, а долгим и мучительным процессом распада личности. Первые месяцы он провёл в подвешенном состоянии — формально вышел из группировки, но ментально оставался в её рамках. Старые друзья перестали звонить, но их голоса звучали у него в голове, особенно когда он видел на улицах смешанные пары или слышал испанскую речь. Он ловил себя на том, что машинально оценивал прохожих по расовым признакам, хотя уже не верил в эту идеологию. Это было похоже на фантомные боли — метафорично идеология выжгла в нём каналы, по которым он привык воспринимать мир. Физически отход дался не легче. Он сменил номер, переехал в дешёвый мотель на окраине Арлингтона, но продолжал носить тяжёлые ботинки и бомбер — даже когда пытался выглядеть "нормально", его выдавала выправка. Раз в две недели он ездил в соседний городок, где татуировщик-одиночка за бутылку виски выводил ему поверх свастик и рун чёрные квадраты. Процесс был мучительным — не столько физически, сколько психологически. Каждый раз, лёжа под иглой, он вспоминал, как гордился этими символами, как они делали его частью чего-то большего. Деньги быстро закончились. Без связей в группировке он не мог устроиться даже на стройку — работодатели проверяли анкеты, а его криминальное прошлое всплывало сразу. Три месяца он перебился случайными заработками: мыл машины на заправке, разгружал фуры ночью, однажды даже сдал кровь за паршивые доллары. Днём спал, ночью шатался по городу, иногда заходя в бары, где его ещё помнили, но уже не принимали. Именно тогда к нему вернулся детский страх темноты — только теперь он боялся не монстров под кроватью, а бывших "братьев", которые могли в любой момент решить, что он знает слишком много. Алкоголь стал единственным способом заглушить внутренний диалог. Он пил дешёвый виски из бумажных стаканчиков, сидя на скамейках в парках, где раньше их группа устраивала патрули. Однажды, в пьяном угаре, он пришёл к зданию синагоги, которую когда-то поджигал их отряд. Стоял всю ночь напротив, ожидая то ли озарения, то ли полицейских. Не пришло ни то, ни другое — только утренний дождь смыл с его лица слёзы, о которых он потом не мог вспомнить. Самым неожиданным оказалось одиночество. За годы в движении он забыл, каково это — быть одному. Даже в туалет "братья" ходили группой. Теперь же неделями с ним никто не разговаривал, кроме кассиров в магазинах. Он начал вести беседы с телевизором, потом — с бутылкой, потом с игрушечным пистолетом, который купил у знакомого дилера "на всякий случай". Дважды подносил к виску, но так и не нажал на курок — не из-за страха, а из-за оставшегося где-то глубоко убеждения, что самоубийство — это слабость. К концу первого года вне движения он превратился в призрака — худого, бородатого, с трясущимися руками. Его единственным "ритуалом" стало еженедельное посещение прачечной, где он стирал одни и те же две футболки и единственные джинсы. Именно там он впервые за год заговорил с незнакомцем — пожилым чернокожим ветераном, который показал ему, как правильно засыпать порошок в автомат. Эта пятиминутная беседа оставила в нём чувство стыда, которое не проходило неделями. Последней каплей стала случайная встреча с бывшим "комрадом" — тем самым Риком, который когда-то принёс ему "Дневники Тёрнера". Рик теперь работал охранником в банке, носил костюм и делал вид, что не узнаёт Бьорна. В тот вечер он напился до чёртиков, устроил погром в баре и очнулся в вытрезвителе с переломанными костяшками пальцев — бил стену, пока не сломал руку. На следующий день он впервые за пять лет зашёл в церковь — не молиться, а просто посидеть в тишине. Там, глядя на витраж с изображением святого Георгия, он впервые задумался не о том, кого ненавидеть, а о том, как жить дальше.
Со временем бывший нацист встретился с одним очень хорошим человеком, Даниэлем Брауном. Их встреча произошла в баре, считай забегаловке для таких же потерянных душ, как они сами. Осенний ливень барабанил по жестяной крыше, когда Даниэль, уставший после недели ремонта особняка, зашёл согреться виски. В углу, за стойкой, сидел Бьорн — уже изрядно пьяный, с перебинтованной рукой, последствия той самой ночи в вытрезвителе, методично разбирающий и собирающий зажигалку. Их взгляды встретились, когда Бьорн неожиданно громко рявкнул на бармена, требующего оплатить ещё одну пинту. Даниэль, привыкший читать людей как открытые книги, сразу увидел в этом грубом парне что-то знакомое — ту же ярость, направленную внутрь себя, что когда-то грызла его самого. Когда Бьорн, не справившись с зажигалкой, швырнул её в стену, Даниэль молча поднял её и, протянув обратно, произнёс только: "Не гнётся — не ломай". Что-то в этой фразе зацепило Бьорна. Возможно, тон — без насмешки, без жалости, как равный равному. Он придвинул бутылку: "Садись, если не боишься испачкаться". Той ночью они не говорили о прошлом. Даниэль рассказывал о дубовых балках особняка, которые "гниют" при неправильной обработке; Бьорн — о том, как пытался научиться играть на гитаре, но сломал струны в первый же день. Они обнаружили странное сходство: оба ненавидели американский футбол, оба любили слишком крепкий кофе, оба хранили в кармане ржавый гвоздь — Даниэль как талисман от первой стройки, Бьорн как оружие на случай встречи со старыми "друзьями". Когда бар закрылся, они вышли под дождь. Бьорн, шатаясь, спросил: "Ты тоже?" — имея в виду "тоже беженец из своей прошлой жизни". Даниэль лишь кивнул и, достав из кармана фляжку, протянул её: "Не для того, чтобы забыться. Для тепла". Следующие две недели они встречались каждый вечер. Даниэль приводил Бьорна на стройку — "подай инструмент, подержи" — давая почувствовать себя полезным. Переломный момент наступил, когда к Даниэлю пришли двое рабочих-латиносов с претензиями по зарплате. Бьорн, увидев их, инстинктивно сжал кулаки — старые рефлексы. Но Даниэль, не повышая голоса, урегулировал конфликт, а потом повернулся к Бьорну: "Видишь? Не надо ломать то, что можно починить". В ту ночь Бьорн впервые за год не напился. Они сидели на крыше стройки, и Даниэль рассказывал о том, как в Айдахо его отец учил его ладить с деревом: "Ты должен чувствовать его сердце, даже когда режешь". Бьорн вдруг сказал: "Я не знаю, как чувствовать своё". Ответ Даниэля стал началом их братства: "Значит, будем учиться вместе". Через месяц они купили дом, большую часть естественно вложил товарищ Арне, так как у самого лысого они практически отсуствовали. Даниэль принёс доски для резьбы, Бьорн — найденную на свалке гитару с тремя струнами. Они не давали друг другу пустых обещаний "исправиться", просто молча делили пространство — один выстругивая узоры по дереву, другой пытаясь подобрать аккорды. Именно тогда Бьорн впервые назвал его "братом" — случайно, пьяный, когда Даниэль вытащил его из драки в баре. Даниэль не поправил его. Просто отвёл домой, уложил спать, а утром поставил перед ним чашку чёрного кофе — их первый совместный ритуал.
Со временем бывший нацист встретился с одним очень хорошим человеком, Даниэлем Брауном. Их встреча произошла в баре, считай забегаловке для таких же потерянных душ, как они сами. Осенний ливень барабанил по жестяной крыше, когда Даниэль, уставший после недели ремонта особняка, зашёл согреться виски. В углу, за стойкой, сидел Бьорн — уже изрядно пьяный, с перебинтованной рукой, последствия той самой ночи в вытрезвителе, методично разбирающий и собирающий зажигалку. Их взгляды встретились, когда Бьорн неожиданно громко рявкнул на бармена, требующего оплатить ещё одну пинту. Даниэль, привыкший читать людей как открытые книги, сразу увидел в этом грубом парне что-то знакомое — ту же ярость, направленную внутрь себя, что когда-то грызла его самого. Когда Бьорн, не справившись с зажигалкой, швырнул её в стену, Даниэль молча поднял её и, протянув обратно, произнёс только: "Не гнётся — не ломай". Что-то в этой фразе зацепило Бьорна. Возможно, тон — без насмешки, без жалости, как равный равному. Он придвинул бутылку: "Садись, если не боишься испачкаться". Той ночью они не говорили о прошлом. Даниэль рассказывал о дубовых балках особняка, которые "гниют" при неправильной обработке; Бьорн — о том, как пытался научиться играть на гитаре, но сломал струны в первый же день. Они обнаружили странное сходство: оба ненавидели американский футбол, оба любили слишком крепкий кофе, оба хранили в кармане ржавый гвоздь — Даниэль как талисман от первой стройки, Бьорн как оружие на случай встречи со старыми "друзьями". Когда бар закрылся, они вышли под дождь. Бьорн, шатаясь, спросил: "Ты тоже?" — имея в виду "тоже беженец из своей прошлой жизни". Даниэль лишь кивнул и, достав из кармана фляжку, протянул её: "Не для того, чтобы забыться. Для тепла". Следующие две недели они встречались каждый вечер. Даниэль приводил Бьорна на стройку — "подай инструмент, подержи" — давая почувствовать себя полезным. Переломный момент наступил, когда к Даниэлю пришли двое рабочих-латиносов с претензиями по зарплате. Бьорн, увидев их, инстинктивно сжал кулаки — старые рефлексы. Но Даниэль, не повышая голоса, урегулировал конфликт, а потом повернулся к Бьорну: "Видишь? Не надо ломать то, что можно починить". В ту ночь Бьорн впервые за год не напился. Они сидели на крыше стройки, и Даниэль рассказывал о том, как в Айдахо его отец учил его ладить с деревом: "Ты должен чувствовать его сердце, даже когда режешь". Бьорн вдруг сказал: "Я не знаю, как чувствовать своё". Ответ Даниэля стал началом их братства: "Значит, будем учиться вместе". Через месяц они купили дом, большую часть естественно вложил товарищ Арне, так как у самого лысого они практически отсуствовали. Даниэль принёс доски для резьбы, Бьорн — найденную на свалке гитару с тремя струнами. Они не давали друг другу пустых обещаний "исправиться", просто молча делили пространство — один выстругивая узоры по дереву, другой пытаясь подобрать аккорды. Именно тогда Бьорн впервые назвал его "братом" — случайно, пьяный, когда Даниэль вытащил его из драки в баре. Даниэль не поправил его. Просто отвёл домой, уложил спать, а утром поставил перед ним чашку чёрного кофе — их первый совместный ритуал.
1. ФИО: Бьорн Арне Бригфьелд (Bjørn Arne Brigfjeld)
2. Дата рождения: 27 февраля 1989 года
3. Национальность: Американец норвежского происхождения (в третьем поколении)
4. Место рождения: Арлингтон, Вирджиния, США
5. Рост/вес: 169 см, 98 кг
2. Дата рождения: 27 февраля 1989 года
3. Национальность: Американец норвежского происхождения (в третьем поколении)
4. Место рождения: Арлингтон, Вирджиния, США
5. Рост/вес: 169 см, 98 кг
Внешность:
- Выбритая голова
- Голубые глаза с жёстким, "колючим" взглядом
- Квадратная челюсть, покрытая трёхдневной щетиной
- Многочисленные татуировки (частично закрашенные)
- Шрам над правой бровью (последствие уличной драки 2012 года)
- Привычка носить чёрные рабочие ботинки круглый год
- Родимое красное пятно на пол лица (имеет схожесть с ожогом)
