- 3
- 61
Флоренс, Южная Каролина. Октябрь 2016. Личные заметки.
Когда я оказался во Флоренсе - в самые горячие дни предвыборной кампании, где-то в двадцатых числах месяца, - город буквально кипел. По всем телеканалам шли бесконечные дебаты, в витринах магазинов стояли включённые телевизоры, а с уличных стен смотрели портреты Трампа. Здесь, в Южной Каролине, его поддерживали особенно горячо. Люди говорили о политике с таким увлечением, будто обсуждали не кандидатов, а собственное будущее. И всё же в этих разговорах, за кружкой кофе или у бензоколонки, не чувствовалось той ожесточённости, что царила в мегаполисах. Скорее - искренний интерес и желание понять, куда движется страна. Казалось, для местных это было не просто голосование, а акт самоопределения.
Первое, что бросилось в глаза, - легкая паника на заправках. Цены на бензин взлетели почти на четверть за одну неделю. Люди заправляли полные баки и вздыхали. Один пожилой мужчина в ковбойской шляпе, заливая топливо в свой пикап, усмехнулся: «Скоро, пожалуй, придется снова оседлать лошадь». Сказано это было в шутку, но в ней звучала тревога, которую разделяли все вокруг.
Сам Флоренс производил впечатление города, уверенно стоящего на ногах. Его экономика держалась не на одном предприятии, а на целом наборе прочных опор. Да, инструментальный завод оставался главным работодателем, но рядом существовали и другие источники жизни. На окраине я увидел здание старой мебельной фабрики - мрачное, с заколоченными окнами. Владелец кофейни, где я каждое утро брал свой латте, рассказал, что фабрику, возможно, скоро восстановят. «Пару инвесторов уже интересовались, - сказал он, помешивая эспрессо. - Если откроют, для города это будет как глоток свежего воздуха».
Меня поразило, как мало здесь было запустения. Ни выбитых витрин, ни улиц с пустыми домами - редкая картина для небольших американских городков. На нескольких площадках работала техника, возводили новые дома и торговые павильоны, и по вечерам на улицах чувствовалось движение. Флоренс жил, и, что важнее, - дышал полной грудью.
Я поймал себя на мысли, что жить здесь, пожалуй, было бы комфортно. В местной газете объявления о съёмных домах казались почти фантастикой - цены раза в два ниже, чем в Монтерее, откуда я приехал. Это объясняло и оживлённые улицы, и новые кафе, и мастерские, открывшиеся буквально на каждом углу. Когда аренда не съедает половину дохода, у людей остаются силы и деньги на жизнь, а не только на выживание.
Помню разговор с молодым врачом из местной клиники. Мы стояли в очереди за кофе, и он, узнав, что я приезжий, с гордостью рассказывал о своей работе. «У нас тут система страховки устроена по-человечески, - сказал он. - Люди не разоряются из-за больничных счетов. А молодые специалисты не бегут в большие города - есть перспективы». В его голосе не было показной патетики - только тихая уверенность в том, что он на своём месте и делает что-то важное.
Вечером, когда город погружался в мягкий свет фонарей, я бродил по спокойным улицам и ловил это особое чувство - устойчивости. Жизнь здесь текла размеренно, без суеты, но с внутренним достоинством. Флоренс не пытался быть кем-то другим, не гнался за модой, а просто жил - строил, работал, растил детей.
Районы
